– Ришель, давай я тебе помогу, – пробормотал Салим, опускаясь на колено, чтобы застегнуть застёжки на кремовых туфлях девочки.

– Спасибо, я бы и сама справилась, – пробурчала та в ответ, – или ты думаешь, это поможет мне «завалить» этот дурацкий тест?

– Деточка, я в тебе не сомневаюсь, и более чем уверен, что тест ты не сдашь, «дай Госпади», ещё лет семь.

– Ты хочешь, чтобы я жила с вами до восемнадцати?

– Уж лучше, чем ты получишь статус совершеннолетия и сделаешь какую-либо глупость. Тем более, не забывай, если ты не «завалишь» тест, тебя переведут в другую школу, где мы с мамой не сможем появляться так часто.

Повязав бабушкин колючий шарф, отец и дочка вышли на морозную декабрьскую улицу. Тёмное раннее утро, мерцающие в свете уличных фонарей хлопья снега плавно кружились в пустоте.

– Что ты там читаешь? – наблюдая, как дёргается зрачок отца, спросила Ришель.

– Да так, что-то об аномальном поясе астероидов, – смахивая информацию, ответил тот.

– Опять про звёзды. Пап, можно я впереди сяду?

– Нет, не положено, ты же знаешь, – отрезал он, открывая заднюю дверь автомобиля.

– Мама говорила, ты свой тест в двенадцать «сдал», – слегка раздеваясь, в приятной теплоте салона продолжала щебетать Ришель.

– Да, и я тебе скажу, это того не стоило.

– Ты старался?

– Понимаешь, там нельзя взять и постараться, ты либо готова и твоё сознание, точнее даже, всю твою личность определяют совершеннолетней, либо нет.

– Готова к чему?

– Готова как индивид и можешь, как сказать проще-то... «по-взрослому», что ли, относиться ко всем вещам.

– Мама прошла тест только в двадцать три.

– Да, – слегка усмехнулся Салим.

– Это значит, что она глупенькая?

– Отнюдь, тест не определяет уровень твоего интеллекта, – включая поворотник на перекрёстке, продолжал объяснять отец. – Я же говорю, это как бы определение твоей «самоосознанности». Вам что, в школе не объясняли?

– Объясняли, я просто немного не понимаю, для чего это.

– Ну, понимаешь, лет сто назад, в эпоху бунтов за свободу всевозможных движений, нужен был весомый аргумент, чтобы взять и, к примеру, сказать: «Нет, ты не можешь с ним дружить».

– Ты про отношения совершеннолетних и несовершеннолетних?

– Да, но и не только о них. То есть уже тогда, в двадцать первом веке, людей всё меньше интересовала моральная сторона вопроса, каждый был прав по-своему и не принимал аргументы других. Тест и стал тем, что устраивало всех. Некий тест Тьюринга для человека, всесторонний анализ личности, и либо ты как индивид готов к взрослой жизни и всей ответственности, либо нет.

– А кто проводит тест?

– С тобой побеседует независимая комиссия.

– Это у тебя было?

– Да, – отвечал отец.

– Папа, это было двадцать пять лет назад, в прошлом веке!

– Ха, и вправду, – выключая питание автомобиля, согласился тот. – Давай, мне дальше нельзя, сама уже знаешь, куда. Не задерживайся, результаты всё равно не скажут сегодня.

– Хорошо, – выкрикнула Ришель, выбежав на морозную улицу.

Навигационный указатель проводил девочку в закрытую, пустую комнату, подсвеченную мягким белым светом. «Как в больнице» – успела подумать Ришель, как вдруг раздался приятный, отчасти знакомый ей голос:

– Здравствуй, – сказал тот.

– Здравствуйте, – оборачиваясь по сторонам, стоя в центре комнаты, отвечала девочка.

– Сейчас, уже совсем скоро мы начнём. Ты готова?

– Эм, – задумалась Ришель, – смотря к чему, нас в школе плохо подготовили.

– Не переживай, ничего сложного я спрашивать не буду, мы просто поговорим.

– Кто – мы?

– Я и ты, разумеется, ты кого-то ещё хотела бы пригласить?

– А-а, – протянула та, – папа просто сказал, будет комиссия.

– Нет необходимости, мы и так справимся.

– Хорошо, – согласилась девочка.




Голос стал задавать вопросы, а девочка, перемещаясь в размышлениях по комнате, отвечала на них. «Зачем это спрашивают, если всё это и так известно по школе, да и не только» – иногда задумывалась Ришель, но продолжала отвечать.

– Я думаю, что нам с тобой нужно прервать беседу.

– Это всё? – удивлённо спросила девочка.

– Да, пожалуй.

– А когда будут результаты?

– Скоро узнаешь у себя в профиле. До встречи, – попрощался голос.